Давным-давно это было. С тех пор прошло лет пятьсот да ещё сто.

Старые пряхи да люди бывалые эту историю длинными вечерами рассказывали, а что в ней быль, что небыль, теперь и не угадаешь.

Начнём рассказ сначала, а если в нём и лишнее что — шутки и небылицы, забудьте их поскорее, коли вам с ними расстаться не жалко.

В ту давнюю пору в одном селе жил вдвоём со старушкой матерью один парень по имени Бартоломей, но все его Бартеком звали.

Мать Бартека с утра до вечера на поле спину гнула, а Бартек ей помогал. Только не лежала у него душа к работе.

И вот однажды он матери и говорит:

— Нет от этой работы ни проку, ни радости. Пойду-ка я отсюда в дальние края, на людей погляжу, себя покажу, попытаю удачи. Кто знает, может, и повезёт мне. Глядишь, денежки в кошельке заведутся и заживём мы с вами на славу.

— Да куда же ты пойдёшь, сыночек? — встревожилась мать.

— Мир велик, что-нибудь да придумаю.

Пошла старушка сыну ужин стряпать, потому что дело к вечеру близилось.

А сын на пороге избы стоит да на дорогу поглядывает.

Дорога эта в столичный город Краков вела, и народу по ней шло видимо-невидимо.

Стоит Бартек, задумался, всё на дорогу глядит и вдруг видит — идут мимо парни с узелками да с котомками.

— Куда путь держите? — спрашивает Бартек.

— В Краков идём, в Краков! В университет, учиться!

Пригляделся к ним Бартек повнимательней — у каждого книги в руках, у одного ремнями перетянутые, у другого двумя дощечками закреплены, у третьего просто так, под мышкой.

— А много ли надо трудиться, чтобы науки одолеть? — спрашивает Бартек.

— Ох, много! — отвечают.— С утра до поздней ночи! Да и жизнь у бедного студента нелёгкая.

Задумался Бартек. По правде говоря, трудиться он не любил, всегда норовил от работы увильнуть.

А студенты между тем прошли мимо. Затихли их голоса и весёлые песни, только облачко пыли осталось.

«Что поделаешь,— думал Бартек,— от работы мне, видно, так и так не отвертеться. Но всё равно в городе легче путь к золотым монетам найти».

— А ну-ка, матушка! — крикнул он старушке.— Приготовьте мне узелок с бельём да пару грошей на дорогу. Пойду и я в Краков ума набираться. Может, научусь порошки и мази готовить. Больных людей исцелю да и сам в накладе не останусь.

Любила мать своего Бартека.

«Пусть идёт,— думает.— Парень он молодой, смышлёный, ленив, правда, и покрасоваться любит, но зато добрый и обходительный. Кто знает, может, и ему повезёт».

Собрала мать Бартеку узелок с бельишком, дала на дорогу ломоть хлеба, кусок сала, обняла на прощание и заплакала.

И отправился Бартек в путь-дорогу. Узелок свой на палке через плечо перекинул, идёт посвистывает, словно дрозд.

Людная была дорога. Шли по ней студенты, такие же бедняки, как и он. Шли и весело распевали свои песни. А в каретах да верхом ехал народ побогаче, тоже студенты, только дети богатых вельмож.

Были они в модных бархатных плащах, а у многих на позолоченных поясах кинжальчики поблёскивали.

— Эй, вы! — кричали им пешеходы вдогонку.— Зачем вам кинжалы — с грамматикой воевать?

Смотрел Бартек на этих разодетых господ и думал: «Всё-то у них есть: и кони, и кареты, и монеты золотые. Матери их в богатых дворцах да замках выступают как павы, пышными юбками шелестят.

А тебя, матушка, работа в три погибели согнула. Ну ничего, будешь и ты у меня жить в достатке!»

Так незаметно вместе со всеми дошёл Бартек до городских ворот.

Темень вокруг — хоть глаз выколи. А на городской площади трубач подаёт из окошка Мариацкой башни вечерний сигнал, возвещает, что ещё один час прошёл и время позднее. Но вот последний звук трубы ушёл в небо, ударился о звёзды, разлетелся, превращаясь в брызги, и затих.

Но уже через мгновение послышались голоса входивших в город студентов.

Кто спешил на ночёвку к родне, кто — в университет. А Бартек шёл, расспрашивал да прикидывал, где ночлег дешевле, сколько грошей отложить на подати, сколько на ужин.

Вдруг из приоткрытых дверей харчевни послышались звуки лютни и весёлые голоса. Доносился оттуда и вкусный запах жаркого.

— Эй, братцы, не зайти ли нам выпить по кружке подогретого пива? — сказал кто-то.

— Пошли! — обрадовался Бартек.

У него давно живот от голода подвело.

— Пошли! — отозвались студенты.

Толкнули дверь и гурьбой ввалились в харчевню.

Посреди её стоял большой некрашеный стол, а за столом на лавках сидели гости. В глубине харчевни в сложенном из кирпича очаге пылал огонь. Прямо над огнём жарился большой кусок мяса, с которого стекал жир.

А у очага на табурете дремал человек в чёрном длиннополом одеянии — то ли лекарь, то ли алхимик какой.

Он громко храпел, раскачиваясь, да так, что пряди его длинных, до плеч, волос подрагивали.

Студенты сунули свои торбы и узелки под стол и давай подзывать к себе хозяина, требуя еды и питья. А вот появился и он. В руках у него был поднос, уставленный мисками и кружками. Бартек ел да пил за двоих, слушал рассказы студентов об ученье, о нелёгкой их жизни и с любопытством поглядывал на дремавшего возле очага господина.

— Кто это тут у очага спит? — спросил он у трактирщика.

— Доктор Медикус,— отвечал хозяин.— Пива выпил чуть не целую бочку, вот и дремлет у печки, словно шмель на цветке.

— Доктор? Медикус? — переспросил Бартек. Теперь он и вовсе не сводил глаз с господина.

Доктор был добродушный с виду, румяный да круглый. Вытянув ноги в туфлях с длинными узкими носками, Медикус спал словно малое дитя.

«Хорошо бы,— подумал Бартек,— поступить к этому доктору в услужение, всё легче, чем в Краковском университете учиться».

— Спит наш Медикус и горя не знает,— заметил хозяин,— а мне харчевню закрывать пора. Уже десять пробило. Того гляди, стражники нагрянут. Начнут алебардами в дверь стучать — спать, мол, пора.

— Послушайте, хозяин,— сказал Бартек.— Нужно бы доктора домой проводить. Ноги-то его после пива не держат, а краковские мостовые из булыжника. Я могу его отвести.

— Проводи, парень, проводи! — обрадовался хозяин.— Меня выручишь и ему услугу окажешь.

— А далеко ли идти-то?

— Да нет. Направо за угол свернёшь, а там и докторский дом рядом. По резным дверям его узнаешь. Не дом, а дворец! Ловкач наш доктор, да ещё какой! Дела у него хорошо идут.

— Вы только разбудите его, хозяин, а уж я отведу. Подошёл хозяин к доктору и тихонько за плечи потряс.

— Проснитесь, доктор, домой пора!

— В чём дело? Что такое? — рассердился доктор, открывая глаза.— Пожар? Горим?

— Да нет, слава богу, не горит наш Краков, целёхонек. Да только поздно уже.

Встал было доктор на ноги, да пошатнулся. А Бартек тут как тут, схватил его в охапку и поддержал.

— Кто этот любезный молодой человек, что меня поддерживает? — спрашивает доктор.

— Это я, Бартек! Обопритесь на меня, пан доктор. Я вам помогу.

— Спасибо, спасибо! Ты, я вижу, славный малый.

— Пустяки, доктор! Вы лучше под ноги глядите, не то о булыжники споткнётесь. Вот так, сюда. Хоп!

— Спасибо, спасибо, голубчик! Как мне отблагодарить тебя за услугу?

— Возьмите меня к себе в ученики, доктор. А я вам верой и правдой служить буду.

Вот так наш Бартек, проводив доктора до дому, у него и остался. Дом у Медикуса был полная чаша. Бартеку это понравилось, а ещё больше по вкусу ему пришлось, что больные за лечение золотыми монетами платят.

Приглядывался он к тому, как доктор больных лечит, какими травами их окуривает, какие ставит компрессы и примочки. Кое-чему у него научился, но больше всего разным мудрёным словам, сам их толком не понимая.

В те давние времена, лет эдак пятьсот да ещё сто назад, среди врачей немало шарлатанов и недоучек встречалось. И чего только люди не принимали: порошки из сушёных лягушек глотали, кирпич толчёный жевали, керосин пили — и живы были. Видно, крепкий тогда был народ.

Бартек вместе с доктором Медикусом кирпич толок, больных травяным дымом окуривал. Узнал кое-что и полезное, стал немного в травах разбираться, кое-какие мази составлял. Да ещё по вечерам Медикуса из харчевни домой приводил. А доктору только того и надо было.

Так прошло года два. И вот однажды вызвали доктора к какому-то важному вельможе. Вывел Бартек из конюшни кобылу, оседлал её, доктор надел свой самый лучший наряд, вынес целый мешок порошков, банку с пиявками, бутыль с касторкой и говорит:

— Слушай, Бартек. Еду я лечить одного обжору. Холодной гусятины объелся и теперь продохнуть не может. Долгое это будет лечение. А ты оставайся здесь без меня, кто придёт — прими.

Бартек с вежливым поклоном спрашивает:

— А золотые за лечение чьи будут? Мои или ваши?

— Твои! Твои! — сказал доктор. Полы своего одеяния подобрал, на кобылу влез, едет, а бутыль с касторкой и мешок с порошками, в такт раскачиваясь, бьют по бокам кобылы.

Едет доктор с важной миной По равнинам, по долинам, По холмам да по пригоркам, У него бутыль с касторкой, Порошки, припарки, зелья Для здоровья, для веселья.

Как только доктор отъехал от дома, Бартек тотчас же его комнату-приёмную подмёл, чёрное одеяние надел, в окно выглядывает, больных поджидает.

Видит — идёт к нему бургомистр. На сквозняке его продуло, и теперь в ухе стреляет. Заглянул Бартек больному в ухо, крякнул и с важным видом говорит:

— Ухос стрелянтис продувантис.

— Что, что? — спрашивает бургомистр.

— Это я по-учёному говорю,— отвечает Бартек.

Взял он в руки кузнечный мех, самый маленький, какой в хозяйстве был, приложил бургомистру к уху да так дунул, что у того искры из глаз посыпались. Ухо первыми попавшимися травами со всех сторон обложил, голову платком обмотал и говорит:

— В полнолуние дома сидите, на левом боку спите, примочки на ухо кладите.

— А поможет? — спрашивает бургомистр.

— Как рукой снимет,— важно отвечает Бартек.

— Спасибо, доктор, спасибо. Сколько я за лечение должен?

— За лечение — золотой. А за лекарства из моей аптечки — ещё один.

Заплатил бургомистр Бартеку два золотых и с кряхтением и стонами поплёлся домой. А вслед за ним тётка местного судьи пожаловала.

Грусть и страдания да сердечные недомогания её замучили.

— Избегайте людей, которые вам перечат,— говорит ей Бартек, а сам улыбку прячет. Весь город знал, какая это вздорная старуха. Вечно скандалы да ссоры с домочадцами затевала.

Тётка от радости даже в ладоши захлопала. Понравился ей этот совет.

— А полезно ли мне для здоровья будет из города в деревню уехать?

— Уезжайте, почтеннейшая, и чем скорее, тем лучше. На утренней и вечерней зорьке по лесам и лугам гуляйте. Цветочки нюхайте. А я вам травку дам. Флорес-уморес.

— Флорес?

— Да-да. Флорес-уморес.

Достал Бартек из докторской аптечки горсть чемерицы, горсть горчицы да хорошую щепотку перца добавил.

«Ну,— думает,— начнёт чихать старуха, вся дурь из головы вылетит».

Аккуратно запаковал «лекарства» и подаёт.

— А что с этим делать? — спрашивает тётка.— Заваривать, пить?

— Лучше всего нюхать. Три раза в день. Поблагодарила больная Бартека, он ей вежливо улыбнулся напоследок, старуха дала ему золотой.

Вслед за ней пришла к нему крестьянка прямо с краковского рынка. У неё Бартек денег не взял, уж больно она на матушку его была похожа. Но она даром лечиться не хотела, дала ему гуся.

Так и лечил наш Бартек больных по науке доктора Медикуса и просто наугад, а главное — всё это вежливым обхождением скрашивал. И дело шло. Золотые монеты Бартек в сундук складывал, каждый день на обед утку или курятину ел. Порозовел, округлился.

Недельки через две-три, холодную гусятину из больного выгнав, возвратился домой доктор Медикус.

— Как дела, Бартек? — спрашивает.— Наверное, неплохо! Вон какой ты стал круглый да гладкий.

А Бартек вместо ответа на сундук с золотыми монетами показывает.

— Ну, коли так,— говорит Медикус,— значит, пришла пора нам расстаться. Двум докторам здесь делать нечего.